Круги ада Вики Шипули

Продолжение. Начало в №№13, 14.

Всё замыкается на Агентстве

После того, как я побывала в Госдуме, меня вызвали к Дине Ивановне. Она – Глава города. Думала, вот теперь-то будет реальная помощь всем нам, сиротам. Но направили нас к юристу, имя его Сергек. Он увидел меня в коридоре, засмеялся и говорит: «О, идёт местная знаменитость!» В кабинет меня к себе не пустил, просто дал какую-то отписку и отправил обратно в Агентство по делам семьи и детей. А, вообще, этот Сергек на всех кричит, когда я была одна у него, когда я приходила с другими сиротами. Чувствует власть в своём кабинете. А когда уже мы пришли с корреспондентами городского телевидения, он сидел тихо, так тихо, что не слышно было, что он говорит, что-то такое невразумительное мычит, молчит и что-то мычит. Стрёмно и мерзко смотреть, когда взрослый мужчина сидит и не знает, что сказать, хотя должен вести себя иначе.

В общем, всё на Агентстве этом замыкается, хотя никакого толку от него нет, но куда ни придёшь – отправляют к Наталье Куске-Караевне Ховалыг. Она кричит: «Подожди, ты у меня не одна». Знаю, я не одна, я и не за себя в основном хожу, я всё равно не опущусь, выйду в люди, получу образование – буду реально помогать обездоленным, сиротам в первую очередь.

В последний раз, когда мы к ней ходили, она всё какие-то миллионы в правительстве защищала. Мы пришли, нас много было, были и наши уже с грудными детьми. Она нас даже в кабинет не пустила, говорит: «Я пошла в правительство защищать миллионы, если я не защищу, кто тогда вам поможет?» Сколько бы я с ней не общалась, она всегда так настороженно себя вела, всегда так нервно говорила: «Вика, так нельзя, ты вот сидишь и записываешь меня на диктофон, а так нельзя, людям надо верить». Часто было такое ощущение, что она не со мной разговаривает, а как будто говорит кому-то, кто её слушает, но не мне.

Знаете, у многих чиновников есть страх, будто кто-то за ними следит, им всё мерещится, что их записывают на диктофоны, снимают незаметно на видео. Может, так оно и есть, может, за ними и следят, сами друг за другом шпионят, стучат друг на друга, чтобы занять освободившееся место. Если бы я всех записывала на диктофон, снимала на видео, интересное кино бы получилось, но мне это зачем? Я же не кино снимаю. Да и бесполезно про них кино снимать, про чиновников, их ничто не проймёт. Вот сейчас на месте Натальи Куске-Караевны работает Раиса Борисовна Кужугет. Неизвестно, защитила ли эти миллионы в правительстве Куске-Караевна или нет? За что её убрали? Сама бы она это место не освободила, там же всё-таки были миллионы. Да и не хотела она уходить с этого места, но теперь судьбу этих миллионов решает Раиса Борисовна. Миллионы важнее, чем судьба нас, реальных людей, реальных сирот.

Когда всё же пришлось встретиться с Раисой Борисовной, а куда деваться – все, как заговорённые, отправляют в Агентство, – она поразила своей мягкостью, показушной такой доброжелательностью. «Милочка, голубушка»... Ну, Раиса Борисовна, так мы на милочке, на голубушке далеко не уедем. Она только смеётся. Так и получилось.

Алёна Бичей-Уруг и её «закладбищенское жильё»

Вот Алёна Бичей-Уруг. Мы с ней с трёх лет вместе в Доме малютки, потом была школа-интернат, а в 2008 году инспектор отвёз Алёну в Хову-Аксы, в ПУ-9, там она получила первую специальность контролёра-кассира, следом получила вторую – парикмахера. Потом поехала в Шагонар в ПУ-8 учиться на штукатура-маляра.

Спрашиваете, почему из одного ПУ в другое? А куда идти, если у тебя нет жилья? Скажете, что есть рабочие общежития? Где они? Где общежитие для парикмахера, для контролёра-кассира, даже для рабочего строительной специальности где общежития? Чтобы сирота, получивший пусть такие не совсем престижные, но нужные профессии, мог нормально жить? Или, как говорят чиновники, мы должны сами о себе позаботиться, то есть, получив в ПУ специальность контролёра-кассира, купить сразу себе квартиру и не надоедать им своими хождениями по их кабинетам?

У Алёны красный диплом штукатура-маляра. В Шагонаре, на редкость, были очень внимательные завуч и мастер производственного обучения, они помогли Алёне собрать нужные и недостающие документы, справки, чтобы она поступила в Кызылский автодорожный техникум. Она учится сейчас там. Так вот про недостающие документы и справки. В интернатах для сирот работают инспекторы, дети находятся там одиннадцать лет, а в итоге, когда они заканчивают школу, в документах – бардак. Я знаю, что многие люди из нормальных семей, когда им приходится ходить по инстанциям и собирать документы, справки, злятся и плюются на чиновничью волокиту, а представляете, каково сироте, который вышел из интерната, ничего не знает, да ещё если этот сирота с реальным диагнозом, социально неприспособленный?

Алёна прошла через суды, ей выдали наконец-то жильё, которое построили наспех между кладбищем и левобережными дачами, там нет ни света, ни воды, ни пункта полиции, ни медицинского пункта, нет ни магазинов, ни автобусного сообщения. Когда мы были в мэрии, юрист Сергек орал на Алёну: «Я что ли тебе воду должен носить, совсем сироты обнаглели, скажите нам спасибо, что мы вам дали жильё с лишними квадратными метрами!» Когда пришли на второй день с телевидением, Сергек вёл себя тихо, культурно, а как же – на телевизор же говорит. Вообще, по закону, сиротам должно предоставляться благоустроенное жильё, а не так, как сделали у нас – кинули собакам подачку, живите, как хотите, радуйтесь.

Когда были выборы, Алёна училась в Шагонарском ПУ-8, приезжал Шолбан Кара-оол, он просил голосовать за «Единую Россию», записывал данные сирот, внимательно слушал, улыбался, перед людьми такую картинку гнал, телефоны всех сирот записал, красовался так. Потом мы звонили к нему, кто-то верил и надеялся – звонил, кто-то из любопытства и из интереса – возьмёт трубку или нет? Но ни один телефон, который он тогда дал сиротам, ни один телефон не работал! А телефоны сирот он так внимательно под диктовку записывал. Игра на публику.

Алёна подала исковое заявление в суд 5 апреля 2012 года, судья Сватикова решила, что всё правильно – Алёне положено жильё. Мэрия не согласилась, подала апелляцию, но решение судьи Людмилы Тимофеевны Сватиковой осталось в силе. Исполнительный лист суда первой инстанции был от 24 июля 2012 года. Но все этот исполнительный лист дружно проигнорировали, потом мэрия снова подала на Алёну жалобу, но на суд от мэрии никто не пришёл, и получилось, что Алёна окончательно выиграла своё жильё. В этом году, 6 мая, через два года, Алёне дали это закладбищенское жильё. Но я думаю, если бы мы случайно не узнали, что 6 мая будут раздавать жильё, если бы туда не побежали, не было бы и его. Алёна в мэрии, когда «раздавали» жильё, попросила хоть какой-то документ, подтверждающий её право на это жильё, пусть даже хотя бы ксерокопию документа, а ей ответили: будешь требовать – вообще ничего не дадим. Сказано было грубо и нагло, говорила женщина – чиновница из мэрии.

У Алёны история жизни такая, среднестатистическая сиротская, характерная для многих из нас. Мать у неё инвалид первой группы была, в селе Хайыракане жили, и как-то мать осталась без жилья, попала в больницу, а потом и совсем след потерялся, пришли работники из опёки и забрали маленькую Алёну, определили в Дом малютки, у неё был большой букет заболеваний, до трёх лет не ходила. В личном деле написано, что есть братья и сёстры, но без имён. Алёна умеет жить в экстремальных условиях, ночевала по подъездам, на улице, в лесу.

Я часто думаю, что бы сделала для своих детей Светлана Николаевна Аракчаа? Или Наталья Куске-Караевна Ховалыг? Или Раиса Борисовна Кужугет? Или Дина Ивановна Оюн? Если бы хоть один раз их ребёнок вдруг остался ночевать на бетонном полу тёмного подъезда в сорокаградусный мороз, или бы вдруг на улице? Ну, случилось бы так, по недогляду какого-то воспитателя, учителя? Они бы за своих родных детей и внуков на куски бы разорвали всех. Пока рвут нас.

Продолжение следует.