Мысли на смертном одре

Продолжение. Начало в №№13-18.

Как долго, как мучительно длится эта ночь. Шолбан попытался открыть слипшиеся от гноя глаза, но получилось чуть-чуть, и вдруг сквозь тонкую щёлочку в утренних сумерках он увидел приближающийся силуэт. О, только бы не эта тварь со спичками, взмолился про себя Шолбан, только бы не Аяна!

Ну почему, почему именно она взялась ухаживать за ним? Он никогда и предположить не мог, что она может быть такой злобной и жестокой. Сколько он ей сделал добра. Неужели она этого не помнит? За что она издевается над ним, больным, одиноко умирающим в куче грязного тряпья, пропахшим мочой и с засохшим калом?

В своё время ему приходилось заискивать перед ней, но не ради её женских прелестей притворялся, всему причиной была её мать. Толстуха Монгушевна, так про себя называл он мать Аяны, была уверена в том, что это именно она помогла взойти ему на политический Олимп, занять высокое положение в республике. Как он их всех презирал и ненавидел, всех этих баб, молодящихся старух и просто дур, которые соперничали за счастье находиться рядом с ним. Дуры, они считали, что именно им он обязан своим высоким положением. Но Монгушевна больше всех, несмотря на свой солидный возраст, всегда заигрывала с ним, когда оставалась с ним одна в кабинете. Шолбану было смешно, потому что часто получалось так, что в то время, как Монгушевна заходила в кабинет и строила ему глазки, рядом, в комнате отдыха на диване уже лежала наготове голая Аяна.

Мать и дочь обе стоили друг друга. Шолбан однажды решился избавиться от Аяны, жена ревновала и закатывала истерики, требовала выкинуть вон эту шлюху и её высокопоставленную мамашу заодно. Он сначала долго тянул, а потом всё же дал задание приготовить распоряжение об увольнении, но в кабинет ворвалась толстуха и, шумно сопя, прошипела: попробуй только тронь меня или дочь, я сразу отправлю в федеральный округ вот это! Она бросила ему на стол флэшку и вышла, громко хлопнув дверью. Это была видеозапись.

Шолбан оцепенел от ужаса, когда раздались вопли умирающего афганца. Руки дрожали, он никак не мог сообразить, как сделать в компьютере тише звук. Он рявкнул на секретаршу, которая с испуганным лицом открыла дверь. Видео было очень чётким: вот Шолбан открывает дверь, выходит из машины, следом подъезжает машина брата Юлика, из которой двое чоповцев-охранников вытаскивают сопротивляющегося Эреса-афганца, ставят его на колени, Юлик достаёт из багажника своего джипа автомат и подаёт Шолбану.

Это неправда, что человек умирает быстро, нет, агония длится долго, трясутся руки и ноги, бьётся всё тело в конвульсиях, дёргается голова, из горла долго вместе с кровью выхаркиваются булькающие звуки. Шолбан долго вспоминал эти конвульсии и удивлялся, почему Эрес-афганец не умер сразу, ведь в него выпустили почти всю обойму? Когда голова Эреса дёрнулась последний раз, Юлик подошёл к Шолбану, обнял его и засмеялся. На этом видео обрывалось.

Шолбана трясло от злости – как могло появиться это видео, кто его снимал, как оно попало в руки Монгушевны? Тварь, тварь, подлая сука, она держала его на крючке, она давно знала про это убийство, знала и молчала до поры до времени, целых девять лет знала. Он тогда даже не помышлял о большем, ему хватало доходов с конопли и продажи алкоголя. И теперь, когда он был на коне, на взлёте, эта подлая тварь взяла его на крючок, у неё, конечно, много копий с этого видео, про это знает и Аяна. Шолбану вдруг стало тошно от мысли, что ещё долго ему придётся терпеть вонючую туалетную воду ненавистной любовницы, терпеть её ласки и дарить и дарить подарки. Он вызвал Шашлыка, дал задание переделать распоряжение об увольнении Аяны и попросил пригласить толстуху. Монгушевна не заставила себя долго ждать, она, оказывается, и не выходила из приёмной, мило болтала с секретаршей.

Э. Эртине
Продолжение следует.