Сирия, Тувинская филармония и Халилов

Глава республики издал Указ о присвоении имени Халилова Тувинской государственной филармонии и с какой-то подозрительной поспешностью, которая хороша только при ловле блох, был оглашен на вечере памяти жертв сочинской авиакатастрофы. Здесь ключевые слова «тувинский» и «государственный».

Во-первых, какое отношение имеет вышеназванный человек к слову «тувинский», кроме как помахал руками перед оркестром на концертах в Туве, количество которых едва ли наберется десяток. Вы не замечаете нонсенса в словосочетании «Тувинская филармония имени Халилова». Скорее всего, это словосочетание у большинства жителей Тувы вызовет неоднозначную реакцию, чувства фатальной униженности народа, чего-то такого на грани лести и подхалимства. Показательно, что такие же чувства возникают у многих при исполнении тувинского гимна-недоразумения.

Я не спорю, наоборот, не сомневаюсь, что Халилов, как утверждают, прекрасный человек, кому-то он стал близким, родным, старшим братом. Действительно он человек тонкий, изящный, ненавязчивый и т.д. Но, эти характеристики, согласитесь, ничуть не претендуют на то, чтобы стать критерием увековечивания. Т.е., раз уж филармонии присваивают чье-то имя, значит, она имеет какую-то историческую значимость, имеет более подходящих имен, внесших свою лепту в ее становление и развитие. Вот назвали бы новую улицу именем Халилова. Здесь можно согласиться, и то, ради этики это надо делать по прошествии определенного времени, после официальной идентификации его останков или когда в судебном порядке признают человека умершим.

Во-вторых, филармония – это не частная лавочка. Если в голову у Кара-оола или Дулуша стукнула такая идея, то они вполне законно могли это осуществить в отношении своих частных заведений. Поскольку здесь присутствует слово «государственный», мне кажется, какое-то отношение к филармонии должно иметь слово «народный». Но, почему-то, при решении этого вопроса народ оказался на стороне. Никаких обсуждений, не говоря уже о референдуме. Может, Кара-оол считает, что якобы полученные им 80 с лишним процентов голосов избирателей на выборах позволяет ему выкрикнуть, как Людовику четырнадцатому: «Государство – это я», и единолично решить очень деликатный вопрос.

Наконец, рассмотрим моральную составляющую этого поспешно принятого решения. Случилась трагедия, тяжелейшая. Почти неподъемный грех на свою душу взвалил человек, отдавший приказ о направлении агитбригады в страну, где полыхает гражданская война. Конечно, официально никто не назвал его виновником гибели более 90 человек. Наверно, и не назовут. Скажут, обстоятельства так сложились. На войне, как на войне. Но, каково ему самому, генералу, имевшему реноме всемирного спасателя, на излете своей блестящей карьеры стать невольным, косвенным виновником трагедии, случившейся, скорее всего, в результате так характерного российского раздолбайства, человеку, которому суждено нести крест покаяния до конца. Нам не понять какие кошки скребут в его душе, как страдает человек. И в это время, в его малой родине, с какого-то бодуна именем жертвы называют публичное место «петь, плясать». Есть ли предел цинизма у этих людей? Чтобы придумать такое, надо очень сильно постараться.

Амыр Хоюгбан